Стихи Владимира Щировского.

Владимир Евгеньевич Щировский погиб на фронте в 1942-м году. Сын сенатора, потомственный дворянин. Он был талантливым русским поэтом, который был знаком лично со многими авторами, создавшими «Серебряный Век» русской поэзии. Его супруга – Екатерина Николаевна Рагозина – была талантливой писательницей, создавшей две чудных мемуарных повести «Маленькая Катенька» и «Маленькая Катенька-2». Родной сестрой Екатерины Николаевны являлась Александра Николаевна в замужестве графиня Доррер – тоже интересная писательница. Её перу принадлежит книга воспоминаний «Это я, Господи!».

Графиня Александра Николаевна мне немало рассказывала о своём давнишнем знакомце Владимире Щировском. Он был необычайно интересным собеседником и даровитым автором. Он учился в литинституте им. Горького в Москве, но был отчислен от туда за «социально чуждое происхождение». Он вёл богемный образ жизни – как и полагается настоящему поэту. Накануне Великой Отечественной войны у него обострился аппендицит. У него было право не идти на фронт. Но он пошёл. Попал в медсанбат толи по ранению, то ли из-за очередного приступа аппендицита. Когда начался немецкий авианалёт, его госпитать начали спешно эвакуировать. Его и ещё нескольких раненых солдат положили в кузов полуторки и машина понеслась на полной скорости в тыл. Однако, фашистские самолёты настигли грузовик, где лежал поэт, и разбомбили его. Владимир Щировский погиб. От него не осталось даже могилы… Вот такой более, чем печальный рассказ поведала мне графиня Александра Николаевна.

Вообще же, моя семья больше знала Дорреров и Наседкиных. Щировских мы не знали вовсе. Юрий Наседкин был сразу после войны главным архитектором Херсона, а мой дед по материнской линии был заместителем гендиректора Херсонского ХБК по капстроительству. Так что они, без сомнения, знали друг друга.

Самая яркая и образная метафора у автора: «И зеницами Лесбии гляните вы». Я так и представляю древнегреческую статую, стоявшую когда-то на острове Лесбос. У неё не глаза, а зеницы: мёртвая мраморная имитация глаз. Она, как камень, холодна и неприступна для мужчин. Ведь она изваяние… Есть в этом образе что-то гордое, женственное, красивое… Да… Таких женщин я в своей жизни тоже встречал. Автор тут явно намекает, что те женщины и девушки холодны к мужчинам, которые являются лесбиянками. Только полная лесбиянка может быть равнодушна к ухаживаниям настоящего мужчины, но ведь таких равнодушных представительниц «слабого» пола сейчас подавляющее большинство… Значит, все они лесбиянки?.. Плохо и стыдно девушкам быть лесбиянками, ибо они совершают демографическое преступление против своей семьи и своего народа. Они – пособницы врага.

Во многих стихах Владимира Щировского присутствует ощущение пошлости и убогости жизни в Совдепии. В стихотворении «Танец бабочки» автор рисует бесконечно пошлую и какую-то плоскую картину советского быта. Автор перечесляет символы довольства, которые ему надоели: «котлеты скушаны», «ногти дам», «штаны нерях». В этих строчках так и чувствуешь пошленькую атмосферу коммуналки довоенных времён. Разговоры на бытовые, совершенно пустые и бесплодные темы… Дава скачет, рояль врёт на басах, а серое человечество крупно и грубо шутит в темноте… Слово «крупно» как нельзя лучше и образнее передаёт дух этих шутов, наверняка похабных, циничных и злых… Пролетарии забавляются… Но отверженная ижица лезет в азбуку силком. Ижица здесь (подобно контрреволюционной яти) – это деталь-символ старой дореволюционной России с её изящными дворянскими раутами и аристократическими балами, которые, конечно, не сравнятся с сомнительными фуэте третьесортной деревенской плясунью… В конце стихотворения поэт называет балерину бабочкой, которая сдавая свой наряд с крыльями костюмерше, как бы умирает, выходит из образа прекрасной бабочки-незнакомки и превращается в обыкновенную девку. Девушка, которая ещё минуту назад была мотыльком идёт на танцплощадку, где будет танцевать грубые танцы под аккомпанемент гармониста… Вот такое перевоплощение…

Стихотворение «Танец души» написано примерно за год до трагической кончины поэта. Этот стих является как бы духовным завещанием всем тем, кто останется жить. Автор вспоминает в нём историю своей души: душа родилась, потом росла, потом с нею происходили различные случаи. То она женилась, то ростила детей, то старела и чувствовала одиночество. В этом стихотворении у Владимира Щировского сработало гениальное предвиденье, свойственное только настоящим поэтам. Вот пророческие строки: «Крепкое Нечто с нездешнею силою Стукнуло, кинуло в тартарары… ». Владимир Евгеньевич за год до смерти предсказал её обстоятельства: фашистская бомба попала в автомобиль, где находился раненный и больной поэт… В момент смерти ему было 35 лет… Но души истинных поэтов не умирают, они, просто, уходят к звёздам… После смерти душа лирического героя этого стихотворения залетела в глаз к Марусе простой, но красивой узорчатой снежинкой… И там, наверное, растаяла… Что ж, залететь в глаз к молоденькой девушке и там растаять: быть может, это совсем неплохая судьба для неординарной поэтической души…

Творчество поэта-фронтовика Владимира Щировского навсегда останется в сокровищнице русской поэзии 20-го века.
Павел Иванов-Остославский.


Танец бабочки

Кончен день. Котлеты скушаны,
Скучный вечер при дверях,
Что мне песенки Марфушины,
Ногти дам, штаны нерях?

Старый клуб отделан заново
- На концерт бы заглянуть:
Выедет Галочка Степанова
И станцует что-нибудь.

Дева скачет, гнется ивою,
Врет рояль - басы не те.
Человечество шутливое
Крупно шутит в темноте.

И на мерзость мерзость нижется,
И троится мутный ком.
И отверженная ижица
Лезет в азбуку силком.

Но я верю, что не всуе мы
Терпим боль и борем страх
- Мотылек неописуемый
В сине-розовых лучах.

Чучело седого филина
Не пугается обид,
Но булавкою пришпилена
Бабочка еще дрожит...

Что ж, кончай развоплощение,
Костюмерше крылья сдай.
Это смерть, но тем не менее
Все-таки дорога в рай.

Выходи в дорогу дальнюю
- Вечер шумен и игрист
- На площадку танцевальную,
Где играет гармонист.



Танец души

В белых снежинках метелицы, и инее
Падающем, воротник пороша,
Став после смерти безвестной святынею
Гибко и скромно танцует душа.

Не корифейкой, не гордою примою
В милом балете родимой зимы
Веет душа дебютанткой незримою,
Райским придатком земной кутерьмы.

Ей, принесенной декабрьскою тучею,
В этом бесплодном немом бытии
Припоминаются разные случаи
- Трудно забыть похожденья свои.

Все, - как женилась, шутила и плакала,
Злилась, старела, любила детей
- Бред, лепетанье плохого оракула,
Быта похабней и неба пустей...

Что перед этой случайной могилою
Ласки, беседы, победы, пиры?
Крепкое Нечто нездешнею силою
Стукнуло, кинуло в тартарары.

В белом сугробе зияет расселина
И не припомнить ей скучную быль
- То ли была она где-то расстреляна,
То ли попала под автомобиль?

Надо ль ей было казаться столь тонкою,
К девам неверным спешить под луной,
Чтоб залететь ординарной душонкою
В кордебалет завирухи ночной?

Нет, и посмертной надежды не брошу я,
Будет Маруся идти из кино,
Мне с предновогодней порошею
В очи ее залететь суждено...
1 января 1941 г.